Сказка о мертвой царевне и семи богатырях. Сказка о мертвой царевне и о семи богатырях Сказка свет мой зеркальце скажи переделанная

Свет мой зеркальце!
Молчи!
Ничего не говори!
Я сейчас напудрю носик
И задам тебе вопросик.
Вот сейчас поговорим...

Свет мой зеркальце!
Молчи!
Ничего не говори!
Дай ресницы я накрашу
И тогда я стану краше.
Вот сейчас поговорим...

Свет мой зеркальце!
Молчи!
Ничего не говори!
Губы блеском подведу,
Вечером гулять пойду.
Вот сейчас поговорим...

Свет мой...
- Помолчи сама!
А то я сойду с ума!
Надушись, надень серёжки,
Кольца, брошки и сапожки,
Кофту, брюки , и халатик,
Только бантик лучше сзади,
Юбку, туфли и колготки,
Шевелись же! Идиотка!
Ну-ка ближе подойди...
Хороша!

Я прекрасна! Спору нет!
Ну, а сколько бабе лет –
Это всем ведь не известно….
Я почти еще невеста!

Свет мой, зеркальце, скажи,
Да народ-то не смеши,
Говори все прямо, честно.
Ну, скажи, кому известно,
Что мне – 40? Никому!
Только мужу одному,
Но ему ведь ни к чему
Всем разбалтывать об этом…
Я цвету зимой и летом.

А мне зеркало в ответ:
- Ты прекрасна! Спору нет.
Только жаль, что постарела...
Нет у старости предела -
Скоро сморщишься совсем.
Это видно будет всем.
- Ах,ты мерзкое стекло!
Это врешь ты мне назло!
Врать я быстро отучу –
Стукну и расколочу!
Ишь, какую моду взяло –
Говорить мне, что попало.
Ты должно в глаза мне льстить,
Чтобы молодость продлить:
"У тебя морщин, мол, нет.
Выглядишь на 20 лет"
Я зачем тебя купила?
Что б ты правду говорило?

Молвит зеркальце в ответ:
- Ты права, тут спору нет!
Я слегка погорячилось…
Не пойму, как получилось!
Наплело такие враки.
Бог с тобой! Давай до драки
Этот спор не доводить -
Хочется еще пожить…

Улыбнулось мне премило,
А под нос себе бубнило:
- Что возьмешь с такой, как ты?
Далеко ли до беды...

Тут уж я не утерпела!
Кровь бурлила и кипела,
Искры сыпались из глаз -
Разобью его сейчас!

Но тут зеркало вскричало:
- Погоди! Не все пропало.
Перестань сейчас же злиться.
Знаю я как помириться.
Знаю я, кто виноват.
Эта лампа сколько ватт?
Сколько?! Ты с ума сошла!
Где же ты ее нашла?
Нужно срочно поменять
И на зеркало пенять
Будет вовсе ни к чему.

Улыбнулась я ему:
- Ты разумно, спору нет –
Знаешь, как убавить лет.
Лампа, значит, виновата?
Свету, значит, многовато?
В этом, стало быть, все дело?
Ну, виси уж, где висело…
Лампу сбоку прилеплю
И тебя я полюблю.

Дело мастера боится,
А не тех, кто просто злится.

Незадолго перед сном –
А темно уж за окном
И давно пора бы спать,
Но – "Сова", к чему скрывать –
Улетая за мечтами,
Обратилась со словами:
"Свет мой, зеркальце, скажи
Да всю правду доложи:
Я ль на свете всех милее,
Всех румяней и белее?"

Молвит зеркало в ответ:
"Ты прекрасна, спору нет.
Как волною мягкой челка,
Волосы струятся шелком,
Легкой смуглостью загар,
Бархат кожи – Божий дар,
Блеск в глазах, и смех, и радость.
Чуть подкраситься осталось
И, не упуская шанс,
Можно на веселый вальс.
Может, счастье улыбнется,
И ланит твоих коснется
Поцелуем всех нежней
Тот, кто всех тебе милей."

Сердце будто в пляс пустилось.
Вот слова, на вид простые,
Но желанным волшебством
Наполняют жизнь огнем.
И "Сова", собой довольна,
Танцевала птицей вольной.
И – уж за полночь – устав,
В сны ушла, польстив свой нрав.

Небо медленно светлело,
Птички в щебете запели,
Лучик первый засиял,
Небо золотом обнял.
Люди "выгнали" машины,
На работу заспешили.
Покатился чин чином
День привычным чередом.

Пополудни, потянулась
Наша "Совушка", проснулась,
Кошку гладит не спеша,
И поет ее душа
За вчерашний яркий праздник:
Так была она прекрасна!
И жеманно веселясь,
Снова делает "заказ":
"Свет мой, зеркальце, скажи
Да всю правду доложи:
Я ль на свете всех милее,
Всех румяней и белее?"

Что же зеркало в ответ?
"Да тебе на вид сто лет!
Ты помята как собака,
Что живет в помойном баке.
Пакля взбита в волосах
И опухшие глаза,
А вокруг них – непонятно –
Туши смазанные пятна?
Да такую красоту
Все обходят за версту.
Если б у меня был нос,
Я б и тут тебя понес
Про духи твои чуднЫе,
Что разят табачным дымом."

"Ах, ты, мерзкое стекло!
Это врешь ты мне назло!
Накануне – дифирамбы,
А теперь страшенной бабой
Выставляешь напоказ.
Видно, не открыло глаз
И спросонья чушь городишь,
И сердить меня изволишь!"

Зеркало же ей в ответ:
"Ты страшила, спору нет.
Мне не веришь – прочь с дивана,
Поглядись хоть в то, что в ванной."

Делать нечего, она
Раздражения полна,
Зеркало забросив в угол,
В ванну поползла… Напуган
Разум был такой игрой.
Что сказать на ход такой:
Чтоб красой своей сиять,
По ночам полезно спать.

» (1833 г.) русского поэта (1799 - 1837).

С этими словами завистливая царица обращается к своему волшебному зеркальцу, чтобы услышать подтверждение, что она самая красивая женщина на свете. Долгое время зеркальце подтверждало, что царица первая красавица за свете. Но у Царицы появилась соперница — Царевна, которая выросла в красавицу и стала краше самой Царицы.

Царица обращается к своему волшебному зеркальцу, чтобы услышать подтверждение, что она самая красивая женщина на свете:

"Ей в приданое дано
Было зеркальце одно;
Свойство зеркальце имело:
Говорить оно умело.
С ним одним она была
Добродушна, весела,
С ним приветливо шутила
И, красуясь, говорила:
«Свет мой, зеркальце! скажи
Да всю правду доложи:

Я ль на свете всех милее,
Всех румяней и белее?
»
И ей зеркальце в ответ:
«Ты, конечно, спору нет;
Ты, царица, всех милее,
Всех румяней и белее».
И царица хохотать,
И плечами пожимать,
И подмигивать глазами,
И прищелкивать перстами ,
И вертеться подбочась,
Гордо в зеркальце глядясь."

Царевна выросла в красавицу и стала краше самой Царицы:

"На девичник собираясь,
Вот царица, наряжаясь
Перед зеркальцем своим,
Перемолвилася с ним:
«Я ль, скажи мне, всех милее,
Всех румяней и белее?
»
Что же зеркальце в ответ?
«Ты прекрасна, спору нет;
Но царевна всех милее,
Всех румяней и белее».
Как царица отпрыгнет,
Да как ручку замахнет,
Да по зеркальцу как хлопнет,
Каблучком-то как притопнет!..
«Ах ты, мерзкое стекло!
Это врешь ты мне назло.
Как тягаться ей со мною?
Я в ней дурь-то успокою.
Вишь какая подросла!
И не диво, что бела:
Мать брюхатая сидела
Да на снег лишь и глядела!
Но скажи: как можно ей
Быть во всем меня милей?
Признавайся: всех я краше.
Обойди всё царство наше,
Хоть весь мир; мне ровной нет.
Так ли?» Зеркальце в ответ:
«А царевна всё ж милее,
Всё ж румяней и белее»."

Примеры

(1860 - 1904)

(1896 г.), д. 2:

"В человеке должно быть все прекрасно: и лицо, и одежда, и душа, и мысли. Она прекрасна, спора нет , но... ведь она только ест, спит, гуляет, чарует всех нас своею красотой - и больше ничего."

Примечания

1) — палец руки.

2) — Вечеринка, на которую собираются девушки, женщины.

Грустная сказка

Нам не дано понять причины поступков наших, что любя
Мы делаем для наших милых, теряя душу и себя...

Жил-был король, и вот, однажды, влюбился пылко в деву он,
И так, мучимый страсти жаждой, любви томленьем окрылён,
Позвал наш Карл Матильду в жёны, что медлить, ведь король влюблён.
И вот, уже с короной дева, но нрав сменила как-то враз, -
Капризна, злая и строптива, – огонь любви в ней вдруг погас.
Король не знал порой, что сделал, иль чем жене не угодил,
Хотя для милой он готов был достать луну, коль хватит сил.
«Ты должен сей же час, немедля, пойти на Генриха войной!»
«Любовь моя, как так? Зачем же! Он кровь моя – мой брат родной!»
«И что? Любимый братец этот украл ларец, что был моим!
И моего отца, при этом, злодей тогда же погубил!»
Король печалился, не зная, жену иль брата выбирать, -
Ему Матильда пригрозила, не пустит, мол, его в кровать.
Король хотел сперва всё миром уладить, и послал гонца -
Просить у Генриха возврата украденного им ларца.
Гонец вернулся с грустной вестью, брат не желает отдавать,
И говорит, с вещицей этой не каждый может совладать.
Король был вспыльчив и не сдержан, он объявил тот час войну,
И приз тому был им обещан, кто принесёт ларец ему.
И длились годы, и в сраженьях, народу много умерло.
Король жалел, людей теряя, и слал гонца он своего.
Просил отдать ларец Матильды, но Генрих непреклонен был,
О зле, о гибели, о смерти он Карлу в сотый раз твердил,
Сказав, что лишь беду, несчастье, ему ларец сей принесёт,
Как только в руки королеве сия вещица попадёт.
Не слушал Карл увещеваний, лишь злость, обиду затаил.
Испытывая боль, страданья, он брата в один день убил.
Забрав ларец, с тяжёлым сердцем, принёс трофей жене домой,
Убитый горем и повержен, он был от боли сам не свой.
А королева не спешила утешить мужа, иль помочь,
Она открыть ларец решила, терпеть уж было ей невмочь.
И, не сдержав души порыва, к себе в покои поднялась,
И за собой дверь не закрыла, ларцом своим так увлеклась.
А в том ларце хранилось вечно злой ведьмы зеркало одно,
Давало власть, иль смерть, забвенье, темницей душ было оно.
Но вдруг король решил подняться, зашёл в покои, не стучась,
Увидел зеркало в ларце том, и закричал он тот же час:
«Моя Матильда! Что же это? Погибли тысячи, не счесть,
И брата я убил, за это? За зеркало? А не за честь?»
А королева встрепенулась, и гордо голову подняв,
Рукою зеркала коснулась, и, предвкушенья дрожь уняв,
Вдруг начала шептать заклятье, но меч не дал ей завершить, -
Король от горечи предательств, решил судьбу её свершить.
Упала с головы корона, Матильда с смехом на устах,
Сказав заклятия два слова, и зеркало зажав в руках,
К ногам упала, и застыла, предсмертный издавая стон.
Стекла поверхность потускнела, услышал Карл последний звон.
И в зеркале теперь навеки закрыт печатью колдовской,
Король, сей раб судьбы жестокой, не обретёт душа покой.

Любовь порой слепой бывает, хоть как мы можем не любить?
Но важно помнить, как при этом своей души не погубить...

Царь с царицею простился,

В путь-дорогу снарядился,
И царица у окна
Села ждать его одна.

Ждёт-пождёт с утра до ночи,
Смотрит в поле, инда очи
Разболелись, глядючи
С белой зори до ночи.
Не видать милого друга!
Только видит: вьётся вьюга,
Снег валится на поля,
Вся белёшенька земля.
Девять месяцев проходит,
С поля глаз она не сводит.
Вот в сочельник в самый, в ночь
Бог даёт царице дочь.
Рано утром гость желанный,
День и ночь так долго жданный,
Издалеча наконец
Воротился царь-отец.
На него она взглянула,
Тяжелёшенько вздохнула,
Восхищенья не снесла
И к обедне умерла.
Долго царь был неутешен,
Но как быть? и он был грешен;
Год прошёл, как сон пустой,
Царь женился на другой.
Правду молвить, молодица
Уж и впрямь была царица:

Высока, стройна, бела,
И умом и всем взяла;
Но зато горда, ломлива,
Своенравна и ревнива.


Ей в приданое дано
Было зеркальце одно;
Свойство зеркальце имело:
Говорить оно умело.
С ним одним она была
Добродушна, весела,
С ним приветливо шутила
И, красуясь, говорила:

“Свет мой, зеркальце! скажи,
Да всю правду доложи:
Я ль на свете всех милее,
Всех румяней и белее?”
И ей зеркальце в ответ:
“Ты, конечно, спору нет;
Ты, царица, всех милее,
Всех румяней и белее”.


И царица хохотать,
И плечами пожимать,
И подмигивать глазами,
И прищёлкивать перстами,
И вертеться подбочась,
Гордо в зеркальце глядясь.
Но царевна молодая,
Тихомолком расцветая,
Между тем росла, росла,
Поднялась - и расцвела,
Белолица, черноброва,
Нраву кроткого такого.
И жених сыскался ей,
Королевич Елисей.
Сват приехал, царь дал слово,
А приданое готово:
Семь торговых городов
Да сто сорок теремов.
На девичник собираясь,
Вот царица, наряжаясь
Перед зеркальцем своим,
Перемолвилася с ним:
“Я ль, скажи мне, всех милее,
Всех румяней и белее?”
Что же зеркальце в ответ?
“Ты прекрасна, спору нет;
Но царевна всех милее,
Всех румяней и белее”.
Как царица отпрыгнёт,
Да как ручку замахнёт,
Да по зеркальцу как хлопнет,
Каблучком-то как притопнет!..

А. С. Пушкин

Царь с царицею простился,
В путь-дорогу снарядился,
И царица у окна
Села ждать его одна.
Ждет-пождет с утра до ночи,
Смотрит в поле, инда очи
Разболелись глядючи
С белой зори до ночи;
Не видать милого друга!
Только видит: вьется вьюга,
Снег валится на поля,
Вся белешенька земля.
Девять месяцев проходит,
С поля глаз она не сводит.
Вот в сочельник в самый, в ночь
Бог дает царице дочь.
Рано утром гость желанный,
День и ночь так долго жданный,
Издалеча наконец
Воротился царь-отец.
На него она взглянула,
Тяжелешенько вздохнула,
Восхищенья не снесла
И к обедне умерла.

Долго царь был неутешен,
Но как быть? и он был грешен;
Год прошел, как сон пустой,
Царь женился на другой.
Правду молвить, молодица
Уж и впрямь была царица:
Высока, стройна, бела,
И умом и всем взяла;
Но зато горда, ломлива,
Своенравна и ревнива.
Ей в приданое дано
Было зеркальце одно;
Свойство зеркальце имело:
Говорить оно умело.
С ним одним она была
Добродушна, весела,
С ним приветливо шутила
И, красуясь, говорила:
"Свет мой, зеркальце! скажи
Да всю правду доложи:
Я ль на свете всех милее,
Всех румяней и белее?"
И ей зеркальце в ответ:
"Ты, конечно, спору нет;
Ты, царица, всех милее,
Всех румяней и белее".
И царица хохотать,
И плечами пожимать,
И подмигивать глазами,
И прищелкивать перстами,
И вертеться подбочась,
Гордо в зеркальце глядясь.

Но царевна молодая,
Тихомолком расцветая,
Между тем росла, росла,
Поднялась — и расцвела,
Белолица, черноброва,
Нраву кроткого такого.
И жених сыскался ей,
Королевич Елисей.
Сват приехал, царь дал слово,
А приданое готово:
Семь торговых городов
Да сто сорок теремов.

На девичник собираясь,
Вот царица, наряжаясь
Перед зеркальцем своим,
Перемолвилася с ним:

Всех румяней и белее?"
Что же зеркальце в ответ?
"Ты прекрасна, спору нет;
Но царевна всех милее,
Всех румяней и белее".
Как царица отпрыгнет,
Да как ручку замахнет,
Да по зеркальцу как хлопнет,
Каблучком-то как притопнет!..
"Ах ты, мерзкое стекло!
Это врешь ты мне назло.
Как тягаться ей со мною?
Я в ней дурь-то успокою.
Вишь какая подросла!
И не диво, что бела:
Мать брюхатая сидела
Да на снег лишь и глядела!
Но скажи: как можно ей
Быть во всем меня милей?
Признавайся: всех я краше.
Обойди всё царство наше,
Хоть весь мир; мне ровной нет.
Так ли?" Зеркальце в ответ:
"А царевна всё ж милее,
Всё ж румяней и белее".
Делать нечего. Она,
Черной зависти полна,
Бросив зеркальце под лавку,
Позвала к себе Чернавку
И наказывает ей,
Сенной девушке своей,
Весть царевну в глушь лесную
И, связав ее, живую
Под сосной оставить там
На съедение волкам.

Черт ли сладит с бабой гневной?
Спорить нечего. С царевной
Вот Чернавка в лес пошла
И в такую даль свела,
Что царевна догадалась,
И до смерти испугалась,
И взмолилась: "Жизнь моя!
В чем, скажи, виновна я?
Не губи меня, девица!
А как буду я царица,
Я пожалую тебя".
Та, в душе ее любя,
Не убила, не связала,
Отпустила и сказала:
"Не кручинься, бог с тобой".
А сама пришла домой.
"Что? — сказала ей царица, —
Где красавица-девица?"
— "Там, в лесу, стоит одна, -
Отвечает ей она, —
Крепко связаны ей локти;
Попадется зверю в когти,
Меньше будет ей терпеть,
Легче будет умереть".

И молва трезвонить стала:
Дочка царская пропала!
Тужит бедный царь по ней.
Королевич Елисей,
Помолясь усердно богу,
Отправляется в дорогу
За красавицей-душой,
За невестой молодой.

Но невеста молодая,
До зари в лесу блуждая,
Между тем всё шла да шла
И на терем набрела.
Ей навстречу пес, залая,
Прибежал и смолк, играя;
В ворота вошла она,
На подворье тишина.
Пес бежит за ней, ласкаясь,
А царевна, подбираясь,
Поднялася на крыльцо
И взялася за кольцо;
Дверь тихонько отворилась.
И царевна очутилась
В светлой горнице; кругом
Лавки, крытые ковром,
Под святыми стол дубовый,
Печь с лежанкой изразцовой.
Видит девица, что тут
Люди добрые живут;
Знать, не будет ей обидно.
Никого меж тем не видно.
Дом царевна обошла,
Всё порядком убрала,
Засветила богу свечку,
Затопила жарко печку,
На полати взобралась
И тихонько улеглась.

Час обеда приближался,
Топот по двору раздался:
Входят семь богатырей,
Семь румяных усачей.
Старший молвил: "Что за диво!
Всё так чисто и красиво.
Кто-то терем прибирал
Да хозяев поджидал.
Кто же? Выдь и покажися,
С нами честно подружися.
Коль ты старый человек,
Дядей будешь нам навек.
Коли парень ты румяный,
Братец будешь нам названый.
Коль старушка, будь нам мать,
Так и станем величать.
Коли красная девица,
Будь нам милая сестрица".

И царевна к ним сошла,
Честь хозяям отдала,
В пояс низко поклонилась;
Закрасневшись, извинилась,
Что-де в гости к ним зашла,
Хоть звана и не была.
Вмиг по речи те опознали,
Что царевну принимали;
Усадили в уголок,
Подносили пирожок,
Рюмку полну наливали,
На подносе подавали.
От зеленого вина
Отрекалася она;
Пирожок лишь разломила,
Да кусочек прикусила,
И с дороги отдыхать
Отпросилась на кровать.
Отвели они девицу
Вверх во светлую светлицу
И оставили одну,
Отходящую ко сну.

День за днем идет, мелькая,
А царевна молодая
Всё в лесу, не скучно ей
У семи богатырей.
Перед утренней зарею
Братья дружною толпою
Выезжают погулять,
Серых уток пострелять,
Руку правую потешить,
Сорочина в поле спешить,
Иль башку с широких плеч
У татарина отсечь,
Или вытравить из леса
Пятигорского черкеса,
А хозяюшкой она
В терему меж тем одна
Приберет и приготовит,
Им она не прекословит,
Не перечат ей они.
Так идут за днями дни.

Братья милую девицу
Полюбили. К ней в светлицу
Раз, лишь только рассвело,
Всех их семеро вошло.
Старший молвил ей: "Девица,
Знаешь: всем ты нам сестрица,
Всех нас семеро, тебя
Все мы любим, за себя
Взять тебя мы все бы рады,
Да нельзя, так бога ради
Помири нас как-нибудь:
Одному женою будь,
Прочим ласковой сестрою.
Что ж качаешь головою?
Аль отказываешь нам?
Аль товар не по купцам?"

"Ой вы, молодцы честные,
Братцы вы мои родные,—
Им царевна говорит, —
Коли лгу, пусть бог велит
Не сойти живой мне с места.
Как мне быть? ведь я невеста.
Для меня вы все равны,
Все удалы, все умны,
Всех я вас люблю сердечно;
Но другому я навечно
Отдана. Мне всех милей
Королевич Елисей".

Братья молча постояли
Да в затылке почесали.
"Спрос не грех. Прости ты нас,
Старший молвил поклонясь, —
Коли так, не заикнуся
Уж о том". — "Я не сержуся, —
Тихо молвила она, —
И отказ мой не вина".
Женихи ей поклонились,
Потихоньку удалились,
И согласно все опять
Стали жить да поживать.

Между тем царица злая,
Про царевну вспоминая,
Не могла простить ее,
А на зеркальце свое
Долго дулась и сердилась;
Наконец об нем хватилась
И пошла за ним, и, сев
Перед ним, забыла гнев,
Красоваться снова стала
И с улыбкою сказала:
"Здравствуй, зеркальце! скажи
Да всю правду доложи:
Я ль на свете всех милее,
Всех румяней и белее?"
И ей зеркальце в ответ:
"Ты прекрасна, спору нет;
Но живет без всякой славы,
Средь зеленыя дубравы,
У семи богатырей
Та, что всё ж тебя милей".
И царица налетела
На Чернавку: "Как ты смела
Обмануть меня? и в чем!.."
Та призналася во всем:
Так и так. Царица злая,
Ей рогаткой угрожая,
Положила иль не жить,
Иль царевну погубить.

Раз царевна молодая,
Милых братьев поджидая,
Пряла, сидя под окном.
Вдруг сердито под крыльцом
Пес залаял, и девица
Видит: нищая черница
Ходит по двору, клюкой
Отгоняя пса. "Постой,
Бабушка, постой немножко, —
Ей кричит она в окошко, —
Пригрожу сама я псу
И кой-что тебе снесу".
Отвечает ей черница:
"Ох ты, дитятко девица!
Пес проклятый одолел,
Чуть до смерти не заел.
Посмотри, как он хлопочет!
Выдь ко мне".— Царевна хочет
Выйти к ней и хлеб взяла,
Но с крылечка лишь сошла,
Пес ей под ноги — и лает,
И к старухе не пускает;
Лишь пойдет старуха к ней,
Он, лесного зверя злей,
На старуху. "Что за чудо?
Видно, выспался он худо, —
Ей царевна говорит,—
На ж, лови!" — и хлеб летит.
Старушонка хлеб поймала;
"Благодарствую, — сказала. —
Бог тебя благослови;
Вот за то тебе, лови!"
И к царевне наливное,
Молодое, золотое
Прямо яблочко летит...
Пес как прыгнет, завизжит...
Но царевна в обе руки
Хвать — поймала. "Ради скуки,
Кушай яблочко, мой свет.
Благодарствуй за обед", —
Старушоночка сказала,
Поклонилась и пропала...
И с царевной на крыльцо
Пес бежит и ей в лицо
Жалко смотрит, грозно воет,
Словно сердце песье ноет,
Словно хочет ей сказать:
Брось! — Она его ласкать,
Треплет нежною рукою;
"Что, Соколко, что с тобою?
Ляг!" — и в комнату вошла,
Дверь тихонько заперла,
Под окно за пряжу села
Ждать хозяев, а глядела
Всё на яблоко. Оно
Соку спелого полно,
Так свежо и так душисто,
Так румяно-золотисто,
Будто медом налилось!
Видны семечки насквозь...
Подождать она хотела
До обеда, не стерпела,
В руки яблочко взяла,
К алым губкам поднесла,
Потихоньку прокусила
И кусочек проглотила...
Вдруг она, моя душа,
Пошатнулась не дыша,
Белы руки опустила,
Плод румяный уронила,
Закатилися глаза,
И она под образа
Головой на лавку пала
И тиха, недвижна стала...

Братья в ту пору домой
Возвращалися толпой
С молодецкого разбоя.
Им навстречу, грозно воя,
Пес бежит и ко двору
Путь им кажет. "Не к добру!
Братья молвили, — печали
Не минуем". Прискакали,
Входят, ахнули. Вбежав,
Пес на яблоко стремглав
С лаем кинулся, озлился,
Проглотил его, свалился
И издох. Напоено
Было ядом, знать, оно.
Перед мертвою царевной
Братья в горести душевной
Все поникли головой
И с молитвою святой
С лавки подняли, одели,
Хоронить ее хотели
И раздумали. Она,
Как под крылышком у сна,
Так тиха, свежа лежала,
Что лишь только не дышала.
Ждали три дня, но она
Не восстала ото сна.
Сотворив обряд печальный,
Вот они во гроб хрустальный
Труп царевны молодой
Положили — и толпой
Понесли в пустую гору,
И в полуночную пору
Гроб ее к шести столбам
На цепях чугунных там
Осторожно привинтили,
И решеткой оградили;
И, пред мертвою сестрой
Сотворив поклон земной,
Старший молвил: "Спи во гробе.
Вдруг погасла, жертвой злобе,
На земле твоя краса;
Дух твой примут небеса.
Нами ты была любима
И для милого хранима —
Не досталась никому,
Только гробу одному".

В тот же день царица злая,
Доброй вести ожидая,
Втайне зеркальце взяла
И вопрос свой задала:
"Я ль, скажи мне, всех милее,
Всех румяней и белее?"
И услышала в ответ:
"Ты, царица, спору нет,
Ты на свете всех милее,
Всех румяней и белее".

За невестою своей
Королевич Елисей
Между тем по свету скачет.
Нет как нет! Он горько плачет,
И кого ни спросит он,
Всем вопрос его мудрен;
Кто в глаза ему смеется,
Кто скорее отвернется;
К красну солнцу наконец
Обратился молодец.
"Свет наш солнышко! ты ходишь
Круглый год по небу, сводишь
Зиму с теплою весной,
Всех нас видишь под собой.
Аль откажешь мне в ответе?
Не видало ль где на свете
Ты царевны молодой?
Я жених ей". — "Свет ты мой, —
Красно солнце отвечало, —
Я царевны не видало.
Знать, ее в живых уж нет.
Разве месяц, мой сосед,
Где-нибудь ее да встретил
Или след ее заметил".

Темной ночки Елисей
Дождался в тоске своей.
Только месяц показался,
Он за ним с мольбой погнался.
"Месяц, месяц, мой дружок,
Позолоченный рожок!
Ты встаешь во тьме глубокой,
Круглолицый, светлоокий,
И, обычай твой любя,
Звезды смотрят на тебя.
Аль откажешь мне в ответе?
Не видал ли где на свете
Ты царевны молодой?
Я жених ей". — "Братец мой, —
Отвечает месяц ясный, —
Не видал я девы красной.
На стороже я стою
Только в очередь мою.
Без меня царевна видно
Пробежала". — "Как обидно!" —
Королевич отвечал.
Ясный месяц продолжал:
"Погоди; об ней, быть может,
Ветер знает. Он поможет.
Ты к нему теперь ступай,
Не печалься же, прощай".

Елисей, не унывая,
К ветру кинулся, взывая:
"Ветер, ветер! Ты могуч,
Ты гоняешь стаи туч,
Ты волнуешь сине море,
Всюду веешь на просторе.
Не боишься никого,
Кроме бога одного.
Аль откажешь мне в ответе?
Не видал ли где на свете
Ты царевны молодой?
Я жених ее". — "Постой, —
Отвечает ветер буйный, —
Там за речкой тихоструйной
Есть высокая гора,
В ней глубокая нора;
В той норе, во тьме печальной,
Гроб качается хрустальный
На цепях между столбов.
Не видать ничьих следов
Вкруг того пустого места,
В том гробу твоя невеста".

Ветер дале побежал.
Королевич зарыдал
И пошел к пустому месту
На прекрасную невесту
Посмотреть еще хоть раз.
Вот идет; и поднялась
Перед ним гора крутая;
Вкруг нее страна пустая;
Под горою темный вход.
Он туда скорей идет.
Перед ним, во мгле печальной,
Гроб качается хрустальный,
И в хрустальном гробе том
Спит царевна вечным сном.
И о гроб невесты милой
Он ударился всей силой.
Гроб разбился. Дева вдруг
Ожила. Глядит вокруг
Изумленными глазами,
И, качаясь над цепями,
Привздохнув, произнесла:
"Как же долго я спала!"
И встает она из гроба...
Ах!.. и зарыдали оба.
В руки он ее берет
И на свет из тьмы несет,
И, беседуя приятно,
В путь пускаются обратно,
И трубит уже молва:
Дочка царская жива!

Дома в ту пору без дела
Злая мачеха сидела
Перед зеркальцем своим
И беседовала с ним,
Говоря: "Я ль всех милее,
Всех румяней и белее?"
И услышала в ответ:
"Ты прекрасна, слова нет,
Но царевна всё ж милее,
Всё румяней и белее".
Злая мачеха, вскочив,
Об пол зеркальце разбив,
В двери прямо побежала
И царевну повстречала.
Тут ее тоска взяла,
И царица умерла.
Лишь ее похоронили,
Свадьбу тотчас учинили,
И с невестою своей
Обвенчался Елисей;
И никто с начала мира
Не видал такого пира;
Я там был, мед, пиво пил,
Да усы лишь обмочил.

ВАС МОЖЕТ ЗАИНТЕРЕСОВАТЬ