Оглавление
От автора
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ЛАБИРИНТЫ ДУШИ
Глава первая. Истоки нравственности
Благородство
Гордость и самолюбие
Откровенность и сдержанность
Тактичность и деликатность
Снисходительность
Веселый нрав
Глава вторая. Человеческие страсти
Скупость
Зависть
Злословие
Высокомерие
Тщеславие
Склонность к вспыльчивости и гневу Агрессивность
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ЛИЧНОСТИ В ЗЕРКАЛЕ ПРОТИВОРЕЧИЙ
Глава третья. Ступени самореализации Энергия мысли Сила воли
Сформированность характера Стремление к творческому поиску Способность к образному мышлению
Личный магнетизм Искусство общения Чувство юмора Оптимизм
Самостоятельность принятия решений Настойчивость
Готовность к избавлению от негативной информации Желание победить Религиозная вера
Глава четвертая. Феномены омраченности Ощущение неполноценности Застенчивость и робость Нерешительность и тревожность Страх
Скука, печаль и депрессия Пессимизм
Предрасположенность к стрессам
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. МУЖЧИНА И ЖЕНЩИНА: ЕДИНСТВО В ПРОТИВОПОЛОЖНОСТИ
Глава пятая. Не похожие друг на друга Физиологические и поведенческие различия Психические и духовно-нравственные качества Мужественные женщины и женственные мужчины Мужчины-донжуаны
Глава шестая. Секреты притягательной силы Гармония сексуальных и межличностных отношений
Пятьдесят штрихов к портретам мужчины и женщины, начертанных пером мудрых людей
Человеческая душа - это непознанная вселенная, в которой борятся два вечных начала - добро и зло. Можно ли противостоять стрессам и депрессии, победить зависть и злорадство, интриги и клевету, преодолеть страх и комплексы неполноценности, сковывающие душу и тело, не прибегая при этом к помощи знахарей и экстрасенсов?
Можно - отвечает В.А.Сухарев. Обратите взгляд внутрь себя, научитесь в себе искать причины собственных страданий и болей, поверьте в силу мысли, воли - и вы станете властелином своей судьбы.
В книге читатели найдут ответы на множество вопросов: почему женщины стареют раньше мужчин, а живут дольше, как избрать спутника жизни, достичь гармонии в сексуальных отношениях.
ОТ АВТОРА
Диапазон личностных качеств человека исключительно широк и многогранен. К лучшим качествам человеческой души принадлежат благородство, гордость, откровенность, самолюбие, справедливость, сдержанность, снисходительность (толерантность), тактичность и деликатность, веселый нрав, остроумие, энтузиазм, оптимизм, самостоятельность в принятии решений, настойчивость в достижении поставленных целей и т. д.
Однако так же. как со светом соседствует тень, благородные качества уравновешиваются их антиподами. Среди личностных качеств, нарушающих долг уважения к другим людям, следует назвать зависть и ненависть, злорадство и злословие, страсть к интригам, клевете и сплетням, высокомерие и надменность, скупость и скряжничество, склонность к вспыльчивости и гневу.
В соответствии с вышеназванными личностными качествами поступки и поведение людей закономерно вызывают уважение или антипатию окружающих. Одни чрезвычайно горды, другие излишне сентиментальны, третьи - Ленивы. Некоторые слывут высокомерными или слишком льстивыми. Одни чрезмерно распущены, другие ненавидят противоположный пол.
В основе всех поступков и деяний человеческих должны лежать принципы нравственности, то есть принципы, созданные людьми для того, чтобы совместно жить наиболее счастливым образом.
Основания нравственности - это неизменные истины, подобные аксиомам геометрии. Тем не менее из-за того, что они противоречат страстям или интересам, люди с удивительной легкостью выступают
против них и нарушают их нередко вопреки здравому смыслу. Наглядным подтверждением этому может служить отношение людей к одному из главных законов человеческой нравственности, известному как закон психологического самосовершенствования: владей собой настолько, чтобы уважать других, как самого себя, и поступай с другими так, как ты хочешь, чтобы поступали с тобой.
Кто прям сердцем, кто питает по отношению к другим те же чувства, что и по отношению к самому себе, тот не должен уклоняться от этого закона, который по сути предписан человеку разумной природой.
Небезынтересно, как же этот закон реализуется в жизни. Статистика показывает, что в вопросе о положительных качествах большинство людей склоняются к уверенности, решительности, выдержке, силе воли, уравновешенности. На вопрос же о том, какие качества окружающих они бы приветствовали, чаще всего следует ответ: доброту, порядочность, человеческое участие, терпимость, альтруизм, щедрость.
Таким образом, правило психологического самосовершенствования: «Пожелай себе твердости в поведении, а окружающим мягкости», - звучит достаточно парадоксально, если не сказать коварно: от других мы ждем доброты, порядочности, а себе желаем прямо противоположного.
Ясно, что дождаться от других желанной мягкости не помогут ни выстраданная нами решительность, ни питом добытая целеустремленность. Любовь и понимание силой не вырвать. Иногда их можно получить как подарок - от людей, добрых по натуре. Но поскольку природа не всегда щедра, лучше следовать одному из правил психологической культуры: желай себе Того же, чего желаешь другим. Если чувствуешь дефицит доброты в окружающих, значит, нужно быть добрее самому. Если тебя плохо понимают, постарайся сам лучше понимать других. Ощущаешь вокруг недостаток честности - стань честнее сам.
Нравственное начало в человеке гораздо менее совершенно, чем физическое. Полная чистота так же недоступна слабой человеческой природе, как и безусловная жестокость без всяких проблесков доброты.
Человек является существом противоречивым. Он скорее слаб, чем зол; суетен, чем невежествен; любит много рассуждать, но в поступках редко бывает рассудителен; использует почти всегда идеи других, но упорно считает их своими. Всегда ошибаясь, он думает, что один познал истину. Герой утром, он является олицетворением робости вечером. Вечно томимый каким-то смутным беспокойством, он не сознается в этом из гордости, но обнаруживает свою тоску на каждом шагу. Жизнь кажется человеку чересчур короткой, а между тем он всю ее проводит в изыскании способов, как убить время.
Боясь смерти более всего, он тем не менее готов каждую минуту ринуться ей навстречу из-за ничтожнейшей причины, ради удовлетворения самолюбия, из жадности или мести.
Юноше кажется смешным детство, а зрелому мужчине точно так же смешна юность, старому - годы возмужалости, но меж тем во всяком возрасте человек тратит время исключительно на пустяки, недостаточно заботясь о действительно важном. Всегда недовольный настоящим, он рее чего-то ждет от будущего и постоянно витает в облаках несбыточных надежд. Личный интерес служит единственным стимулом человеческой деятельности.
Но если намерения человека всегда чисты, поступки прямы; если окружающие судят его поверхностно и он имеет достаточно храбрости, чтобы пренебречь этим: если презрение делает его гордым, а похвала - скромным; если просьба трогает, угроза возмущает, а чужие страдания мучают; если неудачи укрепляют, опасность возвышает, а счастье умеряет желания, - тогда он истинно достойный и великодушный человек. Он любит добро ради него самого, а не для собственной славы.
Часть первая ЛАБИРИНТЫ ДУШИ
Глава первая
ИСТОКИ НРАВСТВЕННОСТИ
БЛАГОРОДСТВО
Благородство так тесно бывает связано с бескорыстием, что эти два качества личности нередко трудно отличить друг от друга. Порой благородство проявляется в тайном самопожертвовании, не
заявляющем
Когда я пришла в храм, оказалось, что я больше не могу так же уверенно чувствовать себя в профессии. Вот один пример: ко мне обратился человек, у которого был очень грамотно и четко сформулированный запрос - трудности в общении, а именно: ему тяжело знакомиться с девушками. И вроде бы я, как психолог, должна человеку помочь... Но в какой-то момент я поняла, что вот я сейчас как нормальный психолог, буду работать по запросу этого молодого человека, буду снимать эту проблему и научу его знакомиться с девушками. Но, может быть, ему это надо, чтобы впадать в грех! И я подумала: а соработником кого я тут являюсь? Может быть, ему Господь дает эту трудность в общении и хоть так его оберегает от греха?
Тут главный и для меня пока неразрешимый вопрос: куда ведет психолог человека? К счастью, к психологическому здоровью? Но в разных психологических школах эти понятия очень разные. В психологии вообще проблема с едиными мнениями. Тут как в философии: много разных концепций относительно природы человека, предмета психологии и того, что с этим предметом можно делать. Расхождения между разными направлениями радикальные. Одно направление - бихевиоризм, например, - говорит: мы ничего не знаем про бессознательное, ничего не знаем про сознание, это все вещи ненаблюдаемые, их невозможно исследовать объективно, а наука должна быть объективной. Наблюдаемая вещь - это поведение, поэтому мы занимаемся исследованием поведения. В основе там павловский условный рефлекс: стимул-реакция.
А, скажем, психоанализ (который, правда, на Западе больше популярен, чем у нас) говорит, что все проблемы человека кроются в его бессознательном, в этакой помойке, куда уходят все наши вытесненные конфликты и скрытые, социально неприемлемые переживания. Все, за что с детства ребенка ругают, вытесняется в бессознательное, но все эти подавленные желания никуда не деваются, а хранятся в бессознательном как в черном чулане и оттуда действуют. По Фрейду, прежде всего это сексуальные переживания.
Для гуманистической психологии (Карл Роджерс, Эрих Фромм, Виктор Франкл) главное - это самоощущение человека. То, что для одного человека будет проявлением болезни, для другого может быть нормой. Для гуманистической психологии главное - это самореализация и творчество, которые и являются проявлением психологического здоровья. Гуманистический психолог не воздействует на человека, не учит его, не вытаскивает на уровень сознания его бессознательные стремления, а сидит с ним рядом и пытается его понимать (есть специальные техники понимания - эмпатическое слушание, например). А так как человек по природе добр - говорят гуманисты (интересно, что про страсти гуманистическая психология ничего не говорит), то, если его просто принять таким, какой он есть, со всеми его слабостями и грехами, он сам будет развиваться в нужном направлении. Надо просто немного ему помочь, поддержать голос его "истинного я". При этом где эта истина, не очень понятно, критериев нет. А зло в человеке - это болезнь, невротическое проявление...
Что для человека является отклонением от нормы, тоже ведь все понимают по-разному! Вот Виктор Франкл, например, говорит, что подлинная проблема - это отсутствие смысла жизни. Он говорит: когда человек задумывается о смысле жизни, он проявляет тенденцию к здоровью, и страшно, когда он о смысле жизни не думает. А Фрейд, с точностью до наоборот, считает, что, когда человек задумывается о смысле жизни, это проявление нездоровья. Нормальные люди не задумываются, у них все нормально.
Кстати, как ни парадоксально, представления психоанализа о бессознательном похожи на христианские представления о страстях, которые действуют в душе, хотя сам человек может этого не сознавать. Но Фрейд предлагает совсем другие средства, чтобы решать эту проблему! Для психоанализа средство - это осознание этих подсознательных вещей, вытаскивание их на уровень сознания. А дальше все уже не очень понятно. Вот осознал, и что? В психологии ведь нет понятия покаяния.
Психология пытается быть наукой, а понятия духовной жизни - это понятия религиозные и как таковые наукой не принимаются. Если сам психолог верующий, то для него, конечно, эти понятия важны. Но если он пишет научный текст, то не может называть эти вещи своими именами. Слово "грех" в научном тексте - это просто неприлично, ненаучно. Но ведь есть такая реальность, и ее надо как-то называть!
Tyt еще дело в том, что понятие греха - оценочно, а психология пытается быть безоценочной. Когда психолог пытается безоценочно подходить к человеку, с одной стороны, вроде бы это здорово - не осуждай. Но с другой стороны, зло ведь существует, я вижу, как действует грех в человеке, и что мне делать с этим?
Вот этот мой пример с молодым человеком: с точки зрения неверующего психолога, причем любого направления, я приношу максимальную пользу человеку, научая его общаться. Сейчас он страдает от того, что не может подойти к девушке, у него зажимается диафрагма, перекрывается дыхание, руки холодеют... а я помогу ему и он будет получать радость жизни, дышать полной грудью, знакомиться, с кем хочет...
Наверное, это связано с тем, что современное общество считает нормой. Сегодня блуд считается нормальным в обществе и даже пропагандируется... Пока у нас убийство еще нормой не считается, но, может быть, когда-нибудь и это будет по-другому. Психология - это ведь тоже часть общества, и она отражает тенденции, которые есть в обществе. А мы, православные люди, не вписываемся в эти нормы большинства. Вот и получается противоречие между нормами и ценностями православного психолога и тем запросом, с которым пришел ко мне человек. То, что он считает для себя пользой, я считаю вредом. Мне пришлось тому человеку отказать и еще честно объяснить, почему. Этого он никак понять не мог.
Раньше я думала: может быть, можно развести эти предметы: вот есть психология, а есть духовная жизнь. И будем работать только с чисто психологическими проблемами. Есть сферы, где это возможно, как мне кажется: познавательные процессы, мышление, интеллектуальное развитие детей. Психолог в школе, помогающий учиться. Тут таких трудностей не возникает.
Но к психотерапевту обычно приходят с каким-то горем. А горе безоценочно не бывает. Все сильные переживания, как правило, нравственно окрашены. А где нравственность, там и духовность, там нельзя рассуждать безоценочно. Это уже про добро и зло. А разговор в таких терминах ненаучен. Получается замкнутый круг! Пока психология про добро и зло не умеет говорить. Она больше про механизмы, про логику развития...
Настоящее горе, оно почти всегда про отношения с людьми или про одиночество. То есть запросы психотерапевтические - всегда почти нравственные. И как мне, оставаясь практиком, оставаясь в рамках науки, удержать мои личные убеждения?
Еще что меня периодически мучает: ведь только Господь может помочь. А я что могу человеку дать? Как может один человек исправить душу другого? Когда тело врач лечит, тут как-то все проще. Пусть очень сложная операция, но она физическая. А когда с душой имеешь дело?
Ведь мы к Богу часто через скорби приходим. И может быть, эта скорбь и депрессия даются человеку, чтобы он пришел к Богу? А он идет к психологу, и психолог снимает скорбь, снимает боль. Я снимаю симптом, переживание, и человеку стало хорошо, ему Бог уже как бы и не нужен. У него есть психолог...
Можно сказать, конечно, что друзьям-то мы на этом основании не отказываем в душевной поддержке, в сочувствии. Но с психологом все совсем по-другому. Психолог часто занимает в глазах обращающегося к нему человека позицию Бога. Это абсолютный авторитет. Каждое слово, которое говорит психолог, часто воспринимается как абсолютная истина. И это тоже очень страшно для психолога - потому что он такой же человек. Как психолог может брать на себя такую роль?
Вот мне, как психологу, хочется людям помогать, а может быть, я своим вмешательством только вред наношу? Господь ведет как-то эту душу, а я вмешиваюсь. Тут важно быть соработником Бога... Это очень большая, может быть, даже непосильная ответственность.
Есть сфера деятельности, которая вызывает меньше сомнений. Это так называемые особо тяжелые случаи - пострадавшие в катастрофах, пришедшие с войны, люди на грани самоубийства. Тут жизнь нужно спасать или не дать человеку уйти в психическую болезнь, но здесь нужна очень высокая степень профессионализма. Когда человек стоит одной ногой на подоконнике, а другой уже на улице, ответственность психолога очень высока.
Может быть, психолог - это для неверующих? Для верующего все по-другому. Если есть духовник, есть таинства, есть молитва, то Господь как-то душу ведет. Я пока не нашла ответа на этот вопрос. Сегодня вроде бы есть православные психологи, которые работают и с православными людьми, и считают, что это и возможно, и нужно. Они говорят, что помогают спасению души обратившегося к ним человека.
У верующего психолога есть большое преимущество: он может читать святых отцов и узнавать, как работают страсти, как они развиваются и проявляются, какие есть средства борьбы со страстями. Это одновременно полезно и самому психологу, и тем, кто к нему обращается. Но вот тоже тут проблема - ведь средства борьбы со страстями совсем не психологические! Я не могу как психолог рекомендовать клиенту, который в Бога не верит, пост и молитву.
Бывают и применимые средства - и даже такие, которые находят параллели в психологической науке. Например, от святых отцов мы знаем, как учиться добродетелям. Вот я нахожусь в состоянии страсти. Как мне с ней бороться? Каждой страсти противостоит какая-то добродетель, и надо делать дела добродетели, которая противоположна этой страсти. Как же это делать, когда моя душа абсолютно к этой добродетели не расположена именно потому, что поражена страстью? Что советуют святые отцы? Иди и делай "через не хочу". Как научиться делать дела любви? Сидеть и ждать, когда в сердце созреет любовь? Можно так и не дождаться... Надо делать дела любви, не смущаясь тем, что в сердце этой любви, может, и нет. То есть сначала внешнее, а потом через это внешнее будет достигнуто и внутреннее изменение. Вот у Выготского, одного из ведущих российских психологов прошлого, есть такой термин - интериоризация, когда внешнее становится внутренним достоянием. Лев Семенович Выготский говорит, что все наши психические функции - память, мышление, восприятие - так развиваются. Сначала что-то внешнее происходит, а потом оно становится внутренним достоянием. Как например, развивать мышление ребенка? Мы сначала будем учить ребенка каким-то манипуляциям руками - лепке, например, и у него при этом развиваются не ручные навыки, а мышление. Педагогике это все отлично известно.
И вот такие советы святых отцов можно применить и в практике психолога. Обратившийся человек, скажем, ругается с мамой и говорит: не могу не злиться! Как мне не злиться? Научить не злиться - это сверхзадача. Можно начинать с того, что пусть ты злишься, а ты молчи, не ругайся. Можно даже давать такие домашние задания: на тебя мама кричит, а ты молчи. Это может быть первым шагом к внутреннему изменению.
© Институт психологии Российской академии наук, 2008
Введение
«Этическая психология личности» – самостоятельная ветвь знания, которая со временем может стать в один ряд с педагогической, социальной, клинической и другими областями психологической науки.
Мы начинаем разговор об этой новой отрасли психологии с проработки одного из центральных вопросов человеческого поведения – вопроса о понимании добра и зла.
На основе словарных источников было выделено около 80 слов, характеризующих черты личности человека с двух крайних сторон: со стороны добродетельного и порочного поведения. Задача по оценке черт личности была поставлена перед студентами одного из казанских вузов.
В результате выстроилась достаточно определенная картина, студенты выделили, например, группы черт, с этической точки зрения характеризующие качества, психическое состояние личности, межличностные отношения, которые однозначно могли бы быть отнесены к позитивно воспринимаемым (добродетельным) и негативно воспринимаемым (порочным) характеристикам личности.
Так, к позитивно воспринимаемым качествам личности были отнесены: нежность, милосердие, доброта, справедливость, бескорыстие, честность, мудрость, благожелательность, благородство, вежливость, верность, духовность, скромность, совесть, честь. К негативно воспринимаемым (порочным) качествам отнесены: жестокость, жадность, грубость, наглость, корысть, подлость, скупость, вредность, глупость, подхалимство, безразличие, эгоизм, злословие, коварство, нетерпимость, самодурство, сарказм, упрямство, черствость.
К позитивно воспринимаемым состояниям, имеющим статус «добро», были отнесены: радость, смех, свобода, надежда, благополучие, жалость, спокойствие, уверенность, удача, энергия; к негативно воспринимаемым (статус «зло») – страх, злость, горе, одиночество, бездействие, неприязнь, непонимание, отвращение, опустошение, проклятие, печаль, скука.
В число добродетельных понятий, характеризующих межличностные отношения, вошли: любовь, мир, дружба, ласка, забота, уважение, сочувствие, доверие, прощение. В число порочных понятий вошли: ненависть, зависть, предательство, насилие, убийство, ложь, измена, агрессия, беспредел, терроризм, брань, вражда.
Итоги этого опроса демонстрируют, что привычные общеизвестные качества личности и межличностные отношения воспринимаются в студенческой среде крупного российского города однозначно: одни как позитивные, добродетельные (милосердие, духовность, любовь, забота), а другие как порочные (жестокость, наглость, ложь, измена).
Интересна, на наш взгляд, проблема набора понятий, передающих то, что создано цивилизацией и что, по замыслу авторов исследования, должно быть также разнесено по двум колонкам (добро – зло):
1) то, что вызывает положительную реакцию: музыка, церковь, сад, театр, знание, демократия, книга, религия и др.;
2) то, что вызывает отрицательную реакцию: наркотики, оружие, тюрьма, фашизм, деньги, водка, власть, взрыв, сигареты, армия, чиновник, кризис, телевизор, школа и др.
Уже здесь есть, над чем задуматься, когда в сознание молодых людей вошли с негативной установкой такие понятия, как власть, армия, телевизор, школа, чиновник.
Наконец, подлинная нравственная проблема обнаружилась там, где перед студентами возникла необходимость отнести известнейших российских политиков к числу тех, с кем связывается «добро» и с кем – «зло».
Ряд политиков из общего набора трудно распределить по колонкам: Петр Первый, Николай Второй, В. И. Ленин, В. В. Жириновский, В. С. Черномырдин ярко запечатлелись в сознании молодых людей как политики переходного периода, которые активно проявили себя на этапе очередного исторического перелома в социальной жизни России и по отношению к которым не сложилась однозначная оценка.
Распределение политиков по двум группам выявило глубокую нравственную проблему российского общества: молодым людям, которые неожиданно оказались в позиции морального выбора, необходимо было решить для себя: кто из политиков действительно руководствовался благими намерениями и совершил добрые дела, а кто руководствовался порочными намерениями и сделал то, что в сознании народа оценивается как неприятное, порочное, отрицательное.
Следует согласиться с тем, что данный опрос показывает: в нашем обществе наличествует кризис ценностей, «когда мораль теряет очевидность, не может поддерживаться силой традиции, и люди, раздираемые противоречивыми мотивами, перестают понимать, что есть добро и что есть зло. Такое, как правило, происходит тогда, когда сталкиваются различные культуры и культурные эпохи, когда, например, новые поколения резко порывают с традиционными устоями» .
С психологической точки зрения, можно констатировать, что идет устойчивое формирование людей с пониженным уровнем терпимости к насилию, смерти – ко злу. Это проявляется в понижении порога чувствительности к порочному поведению. Если согласно учению апостола Павла, человек есть тело, душа и дух, то порочное поведение – это, прежде всего, поведение, направленное на удовлетворение телесных потребностей. Чем больше интерес к телесному, тем дальше уход от духовного.
Следует обратиться к пониманию человека как духовного существа, носителя морального сознания, как существа, ответственного за все то, что делается на нашей планете. Необходимо найти общий язык друг с другом, понять, откуда мы идем и куда движемся в своем эволюционном развитии. Необходимо понять, что люди, жившие раньше на российской земле, прошли длительный путь развития, при котором наряду с интеллектуально-экономическими достижениями сложились определенные обычаи, традиции, система устойчивых ценностей, являющихся долговременными ориентирами из прошлого в будущее.
Начиная с периода первых рукописей человека интересовало, что считать добром, а что – злом. В религиях, этических сочинениях Аристотеля, Сенеки, Спинозы, И. Канта, Г. В. Ф. Гегеля, З. Фрейда, Э. Фромма, С. Л. Рубинштейна проблеме морального самоопределения личности, проблеме доброжелательного поведения человека было уделено огромное внимание. Нельзя объяснить ни один поступок человека без понимания его подлинных мотивов, которые формируются в обществе. Каждый человек вынужден принимать во внимание то, что вызовет одобрение и поддержку со стороны других людей (семьи, общины, трудового коллектива, страны, государства), а что вызовет осуждение и неприятие.
Этика более других наук дает представление о нравственном развитии человека, о его моральном сознании. Однако проблема состоит в том, что психология личности как ветвь научной психологии еще не в должной мере освоила огромный слой данных, накопленных в связи с изучением религии, духовных источников, этических произведений классиков, философско-религиозных источников. И здесь, в отечественной психологии большой отряд отечественных психологов (Б. С. Братусь, В. П. Зинченко, В. В. Знаков, В. А. Пономаренко, В. И. Слободчиков, В. Д. Шадриков и др.) двинулся в этом направлении. Но еще раз хочется сказать, что усилия ученых будут более продуктивными, если определить в качестве вектора этой исследовательской и прикладной активности этическую психологию как самостоятельную ветвь психологии.
При всей дискуссионности этого вопроса в качестве основного аргумента следует признать, что термин «этическая» происходит от этики – науки о морали (нравственности), в центре которой стоит изучение обычаев, привычек, нравов, выработанных на протяжении долгого времени приемлемых способов общения между людьми внутри сообществ различного уровня: от семьи до объединения наций. Как только мы сделаем шаг в психологии по пути к ее новой отрасли, сразу же встанут задачи определения предмета, категориального аппарата, методов исследования, т. е. всей атрибутики самостоятельной отрасли психологии.
Данная книга – первая попытка в этом направлении. Здесь представлено некоторое теоретическое обоснование этической психологии личности, представлены методы исследования, среди которых положительно зарекомендовавший себя тест добро и зло, прошедший процедуру оценки по репрезентативности, тестовой надежности и валидности.
Поскольку, в нашем понимании, этика – это практическая философия, мы считаем, что этическая – это практикоориентированная психология личности, которая не только объясняет наличие нравственных ориентиров, но и помогает их сформировать, осознать практически, а в последующем и двигаться в жизни, имея их в качестве мотивов и ценностных ориентаций.
Авторами данной работы являются доктор психологических наук, профессор Л. М. Попов (автор и научный редактор проекта, введения, заключения, глав 1 и 2), кандидат психологических наук П. Н. Устин (глава 3) и кандидат психологических наук О. Ю. Голубева (глава 4).
Авторы глубоко признательны сотрудникам факультета психологии Казанского государственного университета им. В. И. Ульянова-Ленина, которые приняли участие в обсуждении материалов этой книги и в подготовке их к печати.
Глава 1
Этическая психология личности и ее феномены
1.1. Причины возникновения этической психологии
В период социальных и нравственных потрясений российское психологическое сообщество проявляет интерес к психологии с человеческим лицом , к гуманистической, экзистенциальной, антропологической психологии, к андрогогике и акмеологии. Традиционная же абстрактно-аналитическая, «объективная» психология в должной мере не может помочь практико-ориентированным психологам справиться с жизненными проблемами клиентов, обучить руководителя искусству общения с подчиненными, преодолеть застенчивость и т. д. Сейчас растет спрос на нетрадиционную психологию, которая противостоит абстрактно-аналитической и построена на запросах практики, здравом смысле, интуиции. Обычно такие явления сопутствуют переломным периодам в жизни стран, наций, культур.
Время на рубеже тысячелетий – это время социальных новаций, смены политических, личностных, научных ориентации. Это время обостренной оценки морально-этических парадигм. Научная психология с ее углубленным вниманием к отдельным способностям, качествам, элементам личностного, деятельностного поведения часто не в силах ответить на возникающие вопросы экзистенциального звучания: в чем смысл жизни? как относиться к борьбе депутатов в Думе? к военным действиям на территории России? к наркомании, проституции, насилию, агрессии, жестокости? Ответить на эти и многие другие вопросы помогает другая психология: гуманистическая, экзистенциальная, этическая, духовная…
Такая ситуация уже отмечалась в период социального кризиса в Америке 50–60-х годов, когда упал интерес к объективной психологии, психоанализу, возникло стремление рассматривать человека как целостность, в которой нераздельно связаны органическое и психологическое, осознаваемое и неосознаваемое, чувство и мысль . Целостность человека стала прерогативой исследований, ведущихся под знаком гуманистической и экзистенциальной психологии.
В соответствии с идеей ритмических колебаний , которую можно распространить на психологию личности, закономерным было ожидать поворота в движении от научного дифференцированного подхода к человеку – к «ненаучному», целостному. Только поняв человека как целостность, можно было через психологию найти ответы на вопросы, которые мучили американцев периода «холодной войны», войны во Вьетнаме, расовых волнений. Экзистенциальный подход помог сфокусировать главные проблемы социального кризиса в Америке 50–60-х годов. Они сводились к следующему:
1. Кризис ценностей, связанный с утратой доверия к правительству, государству, социальным институтам. Взамен этому на первый план выходят любовь и психологическая близость.
2. Проблема идентичности соотносится с постановкой вопросов самому себе: кто Я? к чему стремлюсь? В изменившемся мире человек утратил ориентиры на привычные авторитеты, личностные идеалы, что создало состояние неуверенности и пессимизма.
4. Утрата смысла жизни, который, как явствует, появляется только тогда, когда жизнь протекает осмысленно и каждый день приближает к достижению приоритетных ценностей. Утрата смысла жизни побуждает к уходу из жизни, к пассивности, неуверенности, депрессии .
Параллели духовного кризиса Америки 50–60-х годов и духовного кризиса России 80–90-х годов очевидны. Мы находим их по всем четырем пунктам. Отсюда и возник спрос в психологическом сообществе России на понимание человека как целостности и стремление ряда отечественных психологов заимствовать идеи гуманистической психологии США, внедрить их в российскую духовную культуру (Б. С. Братусь, В. П. Зинченко, Д. А. Леонтьев и др.).
Необходимо согласиться с тем, что стратегия целостного подхода к человеку сейчас более предпочтительна. В период кризиса ценностей, отрицания авторитетов, потери смысла жизни перед большинством людей встала необходимость найти внешние и внутренние ориентиры жизни. В рамках целостного подхода гуманистическая психология побуждает важнейшим ориентиром считать самого себя (Я – самая большая ценность). Отсюда центрация на клиенте, самопознание и самостроительство (самодеятельность, саморазвитие). Экзистенциальная психология помогает тем, кто рассматривает человека как то, что формируется в непрерывном взаимодействии с миром, в постоянном выборе объектов и ценностей. Целостный человек «есть лишь то, что он сам из себя делает», т. е. самотворящий, саморазвивающийся субъект.
Справедливости ради следует отметить, что в самой российской психологии так же, как в период кризиса в США, шло осмысление основного экзистенциального вопроса – смысла жизни. С. Л. Рубинштейн считал, что «смысл жизни – это ценностно-эмоциональное образование личности, которое проявляется: 1) в принятии (или отрицании) и реализации определенных ценностей; 2) в усилении (или снижении) их значимости; 3) в удержании (или потере) этих ценностей во времени и обстоятельствах жизни. Смысл жизни отвечает самой высшей личностной потребности в самовыражении» .
Смысл человеческой жизни – «быть источником света и тепла для других людей, быть сознанием Вселенной и совестью человечества, преобразователем жизни и непрерывно ее совершенствовать» .
Движение к экзистенциальной психологии побудило многих психологов поставить центральные вопросы этических отношений человека к другому человеку и к самому себе. Этическая ветвь психологии личности стала все более трансформироваться в этическую психологию. В период нового понимания личности как продукта развития культуры, социума, философского, психологического и религиозного осмысления Я на первое место стали выходить вопросы нравственного порядка, т. е. какой мерой порядочности наделен человек. Отсюда возник предметный интерес к таким феноменам, как отношение человека к другому, к людям; тип характера и преобладание в нем авторитарных или гуманистических компонентов; совесть, вера, духовность, благодеяние, добродетельность, порочность, грех, добро и зло.
С. Л. Рубинштейн – один из немногих российских психологов, который в 50–60-е годы обратился к этике как науке о практическом, нравственно оцениваемом поведении человека в его целостности. Это было стремление психолога и философа подхватить и сделать значимой ту нить общечеловеческого знания, протянутой из глубин веков (Конфуций, Лао-цзы, Сократ, Аристотель, Декарт, Спиноза, Л. Толстой, Ф. Достоевский, С. Франк), стремления понять человека как психолого-этическое образование.
Объясняя многообразие связей и взаимодействий человека с миром, С. Л. Рубинштейн использует категорию «отношение». Мир может быть представлен величайшим многообразием объектов, но всюду важнейшими отношениями человека являются созерцание (познание) мира и преобразование, осуществляемое в деятельности.
Но если мир представлен таким типом объектов, как Другой (человек) или люди (группа людей), то в действие вступает собственно психологический, этический тип отношений, человек учится вступать в отношения с Другими людьми, и это составляет «духовную силу человека, являющуюся необходимой предпосылкой, основой, внутренним условием этического отношения Человека к Человеку» .
Этика, таким образом, включенная в онтологию человека как субъекта жизни (познание и преобразование), – это выражение включенности нравственности в жизнь. Это значит, что добро (вообще нравственность) должно быть рассмотрено как содержание личной жизни человека. Личная жизнь включает не только общественное, познавательное, эстетическое отношение к бытию, но и отношение к Другому не как к средству достижения своих целей, а к Другому как ценности. «Содержанием подлинной этики является воинствующее добро и борьба за строительство нового человека. Смысл этики состоит в том, чтобы не закрывать глаза на все трудности, тяготы, беды и передряги жизни, а открыть глаза человеку на богатство его душевного содержания, на все, что он может мобилизовать, чтобы устоять, чтобы внутренне справиться с теми трудностями, которые еще не удалось устранить в процессе борьбы за достойную жизнь» .
Вводя понятие «нравственная психология» в российскую психологическую культуру 90-х годов, Б. С. Братусь продолжает линию С. Л. Рубинштейна и считает, что общим пространством, точкой пересечения этики и психологии является отношение к другому как самоценности . Этика в этом случае является дисциплиной, указующей векторы нормального психологического развития человека. Именно в отношении человека к другому происходит совпадение векторов двух наук, именно здесь соотносятся линии психологии и этики, у психологии появляется возможность «сознательного служения задачам нравственного развития» .
Этическая психология личности может быть образована как сочетание этики и психологии личности. Этика – это практическая философия или наука о морали (нравственности). Впервые употребленное Аристотелем понятие «этический» образовано от греческого «этос» (первоначально – место обитания, а позднее – привычки, нрав, характер, обычай).
В последующем для передачи одного и того же содержания, помимо «этики», в разных культурах и странах стали использоваться термины «мораль» и «нравственность». Слово «моральный» было введено в гуманитарную культуру Цицероном с прямой ссылкой на Аристотеля для перевода греческого слова «этический» на латинский язык. Нравственность, согласно этическим справочникам , – это термин, употребляющийся, как правило, синонимично термину «мораль», реже «этика». Это русский аналог этического, поскольку восходит к слову «нрав» (характер).
При всех попытках философов, этиков, педагогов (Р. Декарт, Б. Спиноза, Г. Гегель, Ф. Ницше и др.) разделить эти три понятия и придать им особое лексическое значение, следует признать недостаточно убедительными все доводы мыслителей, так как три термина (этический, моральный, нравственный) по происхождению и этимологическому содержанию обозначают одно и то же, что зафиксировано в словарях и в массовой печати.
Однако в лексике специалистов по этико-морально-нравственному поведению использование трех терминов нашло отражение в смысловых различиях. Так, «этика» стала рассматриваться как наука, область человеческого знания, практическая философия как ее нормативно-практическая часть, а мораль (нравственность) как ее предмет.
В истории этических учений возникло значительное число позиций по поводу содержания предмета исследования. Это не знания о нравах, поступках, обычаях, а сами поступки (Аристотель), «жизнь в соответствии с законами и обычаями своей страны» (Р. Декарт), свобода человека, понимаемая как освобождение от власти аффектов, пассивно-страдательных состояний (Б. Спиноза), моральная воля в виде «для себя сущей свободы» (Г. Гегель), человеческая активность в ее миропреобразующем варианте (К. Маркс и Ф. Энгельс), создание ценностей (Ф. Ницше), которые могут быть гедонистическими, витальными, духовными и религиозными, что сообщает им вневременной характер (М. Шелер), наконец, это программа и процедура становления добродетельной личности за счет постоянной обращенности сознания на самого себя, т. е. рефлексии .
Постоянная обращенность сознания на самого себя состоит в формировании меры господства человека над самим собой, в формировании самой главной цели своей жизни, которая есть высшее благо .
Это ориентация человека на то, что он считает высшим благом в своей жизни, что помогает каждому иметь некую абсолютную точку опоры, наконец, это то, что признается всеми людьми, что, с точки зрения этической психологии личности, может рассматриваться как ее моральное измерение.
В истории человеческой культуры степень добродетельности отдельной личности определяется по таким показателям как :
1) уровень господства разума над аффектами;
2) наличие доброй воли, т. е. чистого сердца и отсутствия выгоды для себя;
3) способность жить в человеческом общежитии, принимая такой способ существования как безусловную ценность;
4) человечность, т. е. ориентация в деяниях в большей степени на добро (милосердие, свобода, совесть, счастье и т. д.), чем на зло (агрессия, тщеславие, насилие, грубость и т. д.);
5) взаимность отношений, выраженная в общечеловеческом золотом правиле нравственности: поступай по отношению к другим так, как ты хотел бы, чтобы другие поступали по отношению к тебе.
Должен сознаться, что я всегда сталкиваюсь с трудностями, обсуждая эту тему с философами или теологами. У меня возникает ощущение, будто они говорят не о самом предмете, не о сути дела, а лишь о словах, понятиях, обозначающих этот предмет. Мы так легко даем увлечь себя словами, что они замещают всю действительность. Мне говорят о добре и зле, предполагая, что я уже знаю, что это такое. Но я этого не знаю. Когда кто-нибудь говорит о добре или зле, то он подразумевает именуемое им добрым или злым, то, что он ощущает как доброе или злое. Он говорит о них тогда со всевозрастающей уверенностью, не зная, является ли в действительности таковым называемое им добрым или злым, покрывают ли его слова действительность. Возможно, образ мира у говорящего не вполне согласуется с реальным положением дел, а объективное замещено внутренним, субъективным образом.
Для того чтобы договориться по столь сложному вопросу о добре и зле, нам нужно исходить из следующего: добро и зло суть сами по себе принципы , и следует думать, что принципы эти простираются за пределы нашего существования. Говоря о добре и зле, мы ведем конкретный разговор о сущности, глубочайшие качества которой нам в действительности неизвестны. Если нечто переживается нами как злое или греховное, то переживание это зависит от субъективного суждения, равно как мера и тяжесть греха.
Откуда у нас эта вера, эта внешняя уверенность, будто мы знаем, что такое добро и зло? «Eritis sicut Deus, scientes bonum et malum» (I.Mose 3, 5) (Быт 3, 5: «.. и вы будете, как боги, знающие добро и зло» ). Только боги знают, мы не знаем. Это чрезвычайно верно и психологически. Если у вас такая установка: «Это может быть весьма скверно, а может и нет», — то у вас есть шанс, что вы поступите правильно. Но если вы знаете заранее, скверно оно или нет, то ведете себя, будто вы сам Господь Бог. Однако все мы лишь ограниченные люди и в каждом конкретном случае по существу не знаем, творим ли добро или зло. Мы знаем их абстрактно. Видеть конкретную ситуацию насквозь, во всей ее полноте посильно одному Господу Богу. У нас может только сформироваться мнение, при том что мы не знаем, является ли оно правомочным. Мы можем быть в высшей степени предусмотрительными: то или иное является добром или злом с учетом такого-то масштаба. То, что нашему народу кажется злом, другой народ может считать благом.
Присмотревшись, мы заметили, что добро и зло суть principia. Принцип происходит от prius (идущий впереди (лат.) ), от того, что было раньше того, что лежит вначале. Последним мыслимым principium является Бог. Principia в последнем счете суть лики Божий. Добро и зло — это principia нашего суждения , но в последнем онтическом их корне они суть начала, лики, имена Божий. Когда in excessu affectus (в избытке аффекта (лат.) ), в эмоционально-эксцессивной ситуации я сталкиваюсь с парадоксальным положением вещей или событием, то сталкиваюсь в конечном счете с одним из божественных ликов. Логически расценить или осилить божественный лик я не в состоянии, ибо он сильнее меня, т.е. имеет нуминозный характер. Тем самым я встретился с tremendum et fascinosum (внушающим трепет и зачаровывающим (лат.) ). «Осилить» нуминозное я не могу, я способен лишь открыться ему, дать ему меня потрясти, довериться его смыслу. Принцип всегда есть нечто чрезвычайное, в сравнении со мной могущественное. Даже последние физикалистские принципы я не в состоянии осилить, в своей чистой данности они стоят намного выше меня, надо мной, они имеют силу. Тут задействовано нечто непреодолимое. Если в excessu affectus я скажу: «Это плохое вино» либо «Этот тип — подлая собака», то я не знаю, имеет ли смысл данное суждение. У другого о том же вине или том же человеке может быть совсем иное мнение. Мы знаем лишь поверхность вещей, мы знаем их лишь такими, какими они нам явлены, а потому нам следует быть очень скромными.
При рассмотрении вопроса о добре и зле терапевту также остается только надеяться, что он правильно видит вещи, но он никогда не должен быть уверен в этом окончательно. Как терапевт, я не могу подходить к проблеме добра и зла в данном конкретном случае теологически или философски, но могу обходиться с ней лишь эмпирически. Это не означает, что при эмпирическом подходе я делаю добро и зло сами по себе относительными . Я ясно вижу: вот зло, но весь парадокс в том, что у данного человека в этой конкретной ситуации, на определенной ступени его пути к зрелости это зло может оказаться добром. Имеет силу и обратное: в ложный момент в недолжном месте добро обратится своей противоположностью. Не будь это так, все было бы просто — слишком просто. Когда я не сужу a priori, но прислушиваюсь к конкретной данности, то я уже не знаю заранее, что для пациента добро, а что зло. Хотя многие вещи наличны, они не прозрачны для нас, как и их смысл, они явлены нам in umbra (В тени (лат.) ), сокрыты и окутаны тьмой. Лишь с ходом времени проникает луч света на тайное до той поры.
Это верно и психологически. Было бы заносчиво с нашей стороны мнить, будто мы всегда можем сказать, что для пациента добро или зло. Наверное, нечто для него действительно является злом, он его все же творит и в результате испытывает муки совести. Но это может быть для данного человека — глядя и терапевтически и эмпирически — великим благом. Возможно, он должен пережить и перетерпеть зло и его власть, ибо лишь так он может наконец преодолеть свое фарисейство по отношению к другим людям. Возможно, ему надлежало получить щелчок по носу — называйте это как хотите — от судьбы, либо бессознательно, либо от Бога: свалиться в грязь, поскольку лишь такое мощное переживание способно «подтолкнуть» его, хотя бы на шаг вывести его из инфантилизма и сделать более зрелым. Как может человек знать, что ему требуется освобождение, если он самоуверенно мнит, будто ему не от чего освобождаться? Он видит свою тень, нижние уровни своего бытия, но отворачивает от них взгляд, бежит от них, не вступает с ними в сражение, ничем не рискует. Он хвалится тогда перед Богом, перед самим собой, перед другими людьми своими белыми и незапятнанными одеждами, но этому ангелоподобию и всесовершенству он поистине обязан своей трусостью, своей регрессией. И вместо того чтоб стыдиться, он становится перед храмом и глаголет: «Благодарю тебя, что я не таков, как прочие люди... » (Лука, 18, 9-14).
Такой человек мнит, будто он праведен, так как знает, что неправедно, и сторонится этого. Но оно никогда не было конкретным содержанием его жизни, и он не знает, от чего ему нужно спасаться. Лишь частичную гарантию дают и слова апокрифа: «Человек, если ведаешь, что делаешь, ты блажен, если же не ведаешь, проклят ». Человек, знающий, что он делает, когда творит зло, имеет шанс на блаженство, но поначалу он в аду. Ибо творимое зло, даже творимое сознательно, остается злом. Если же человек не становится на этот путь, не совершает этого шага, то это может оказаться душевной регрессией, отступлением во внутреннем развитии, инфантильной трусостью. Тот, кто мнит, будто с помощью слов апокрифа, «ведающего деяния», он может уберечься от греха или от него спастись, заблуждается, ведь он скорее утопает в грехах.
Сами того не желая, как люди мы поставлены в ситуации, когда «principia» впутывают нас в нечто, из чего выпутываться предоставлено нам самим. Иногда с помощью Божией нам указан ясный путь, но иной раз возникает чувство, будто мы оставлены всеми добрыми духами. В критических ситуациях герой всегда теряет свое оружие, и в такой момент, как перед смертью, мы сталкиваемся с голым фактом, не ведая, как мы к тому пришли. Тысячи сплетений судеб неожиданно приводят к такому положению. Символически это представлено борьбой Якова с ангелом. Тогда человеку не остается ничего иного, как постоять за себя самого. Это ситуации, где требуется реагировать целиком. И может статься, что тут не удержишься за параграфы предзаданного морального закона. Тут начинается самая что ни на есть личностная этика: в серьезнейшем столкновении с абсолютным, в прокладывании пути, который осуждают общепринятые параграфы морали и хранители закона. И все же человек чует, что он никогда не был так верен своей глубиннейшей сущности и призванию, а тем самым и абсолютному, ибо только он и Всеведающий одновременно смотрят на конкретную ситуацию изнутри, тогда как судящие и осуждающие видят ее лишь извне.
Даже тому, кто совершает какое-либо действие, часто не видны его глубинные моральные побуждения, сумма сознательных и бессознательных мотивов, лежащих в его основании, и уже тем более при суждении о действии другого, воспринятом извне, а не в его глубинном бытии. Кант с полным правом требовал, чтобы индивид и общество продвинулись от «этики дел» к «этике принципов». В последнем и глубочайшем основании лишь Бог способен видеть целиком те принципы, которые стоят за совершаемым делом. А поэтому наши суждения о добре или зле in concreto (в действительности (лат.) ) должны быть всегда осмотрительны и гипотетичны, а не столь аподиктичны, словно мы способны узреть последние основания. Взгляды на мораль зачастую так же расходятся, как представления о лакомстве у нас и эскимосов.
Когда мы наблюдаем, как люди сталкиваются с одной и той же этически значимой ситуацией, то возникает своеобразный двойной эффект: неожиданно делаются видны обе стороны. Эти люди замечают не только свою моральную неполноценность, но автоматически и свою лучшую сторону. Они с полным правом говорят: «Я все-таки не настолько плох». Противопоставить человеку его тень — значит показать ему светлую сторону. Испытав это однажды, обнаружив себя между противоположностями, человек неизбежно ощущает и собственную самость. Тот, кто воспринимает одновременно свою тень и свой свет, видит себя с двух сторон, а тем самым занимает середину .
В этом тайна Востока: созерцание противоположностей учит восточного человека видеть характеристики майи. Она наделяет действительность характером иллюзии. За противоположностями и в противоположностях явлена сама действительность, видимая и охватываемая целым . Это целое индиец называет Атманом. Самосознание позволяет нам сказать: «Я еcмь тот, кто говорит добро и зло» или еще лучше: «Я еcмь тот, через коего говорится доброе ли, злое ли. Тот, кто во мне, говорящий principia, пользуется мною для их выражения. Он говорит через меня». Это соответствует тому, что восточный человек называет Атманом, тем, что, образно говоря, «дышит насквозь» (atmet durch). Но не только сквозь меня, но и сквозь все, иначе говоря, это не только индивидуальный Атман, но и Атман-Пуруша, всеобщий Атман, Дух, который все пронизывает. В немецком языке мы используем для него слово «Selbst», «самость», в противоположность малому «я». Из сказанного ясно, что эта самость не есть лишь нечто более сознательное или выше вознесенное «Я», что напрашивается в таких выражениях, как «самосознательное», «самостоятельное» и т.д. То, что именуется здесь «самостью», пребывает не только во мне, но во всем, как Атман, как Дао. Это психическая тотальность .
Эта «самость» никогда и нигде не занимает места Бога, но является, наверное, сосудом для милости Божией.
После тысячелетней истории изучения человека несостоятельность многих моральных ценностей стала очевидной. Опыт показывает, что человеческая природа едина, в то время как законы, критерии, науки, способы воспитания многообразны.
В психологии нам необходим критерий, который бы был первичен по отношению к любой морали и мог стать точкой отсчета для любых научных исследований.
Под моралью мы понимаем идеологию, определяющую поведение как общества в целом, так и отдельного индивида, определенную форму, с которой должны соотноситься все другие формы поведения и которая может носить политический, культурный, религиозный или иной характер.
Например, если я попрошу вас описать хорошую девушку, то в вашем сознании автоматически возникнут несколько готовых ответов. Если я задам тот же вопрос арабу, израильтянину, католику, коммунисту или японцу, то у каждого будет свой ответ.
Психология часто играла роль «государственной религии» вместо того, чтобы выполнять функцию природы. Если перед нами стоит задача отыскать критерий точности в научной психологии, то мы должны освободить наш ум от морали - не противоречить морали, но быть вне ее, быть безразличными к любой форме суждения. Любой аспект морали искажает, приводит к ошибке, мешает точному осуществлению психотерапии.
Очевидно, что ни одна мораль не может дать критерий точности при определении психологического здоровья человека.
В центре внимания истинной психологии - человек, а не идея.
Онтопсихология стремится прежде всего найти единый критерий, на основе которого можно судить об индивидуальной ситуации субъекта.
Что мы имеем в виду, говоря «нормальный» в отношении какого-либо человека? Означает ли это соответствие идеологическим нормам, присущим большинству, или же более индивидуальному, априорному принципу какой-либо личности?
Внимательно наблюдая за любым из нас, можно заметить, что внутри каждого действует определенный закон, принцип, интенциональность. Жизнь уже предопределила нас неким образом - наше химическое, биологическое, физиологическое, моральное состояние.
Эту предопределенность, эту формальную основу я называю «природой». Природа (natura от гр. и лат. nouz, noev - «думать», tiqhmi - «давать место», rev, ruere - «бежать», «протекать») - то, как принцип проистекает из самого себя; как вещь, форма происходит из своего принципа; как индивид происходит из своей собственной формы, как происходит рождение; как возникает форма, позиция ума. Речь идет о принципе, факте, который предшествует мне.
В природе действует этот фундаментальный закон, который человек не может обойти, поскольку его существование предопределено самой природой.
Этот фундаментальный критерий природы я называю Ин-се (In Se) человека. Это изначальная априорная сущность, строгий категориальный порядок, присущий любому человеку.
Прежде всего этот принцип должен быть ясен психологической науке, так как он представляет собой уникальный критерий точности оценки любого состояния и любой ситуации. Этот принцип является основой организмического познания. Человек потерял способность к такому типу познания, но именно организм обеспечивает деятельность отдельных органов - сердца, печени, глаз, легких, кожи. Организм как единое целое обеспечивает жизнедеятельность каждой природной индивидуации.
Сознание следует за фактом существования, а не предшествует ему: некий порядок автономно проявляет себя в действии жизни «здесь и сейчас».
Интенциональность природы действует здесь, в этом теле, поэтому не нужно уходить от самих себя, чтобы понять - ответственность, плоть экзистенции находятся «здесь и сейчас». Я здесь являюсь феноменологией моего онто Ин-се.
Из главы Психотерапия и интенциональность природы книги
